Часть 3.
ПРИБЛИЖАЛИ, КАК МОГЛИ
(1944-1945)
ВМЕСТО ПРОЛОГА
12 августа 1945 года по приглашению
маршала Георгия Жукова в Москву прибыл командующий союзными силами в Европе
генерал Дуайт Эйзенхауэр. В беседе с Жуковым он
поинтересовался, как Красная Армия преодолевала минные поля. Георгий
Константинович охотно объяснил: сначала на минное поле бросали пехоту, которая
своими телами подрывала противопехотные мины. Затем в образовавшиеся проходы
пускали саперов, которые обезвреживали противотанковые мины и расчищали путь
танкам.
«Я живо вообразил себе, что случилось бы, если бы какой-нибудь американский или британский командир придерживался подобной тактики» (Из воспоминаний Д.Эйзенхауэра о Второй мировой войне).
НАШ ПАРОВОЗ ВПЕРЕД ЛЕТЕЛ
Если что совершенствуется в мире
безостановочно, то это военная техника. Однако такая ее разновидность, как
транспортные машины, оставалась неизменной от русско-японской войны столетней
давности до Великой Отечественной. Их главной тягловой
силой был паровоз. Эта рабочая лошадка протащила на себе грузы добра и зла трех
четвертей ХХ века.
В.СМИРНОВ. По Московско-Киевской
магистрали мимо Калуги гудели большие, черного цвета, грузовые «ФД» (Феликс
Дзержинский), зеленые пассажирские «ИС» (Иосиф Сталин), локомотивы с
тендером-конденсатором воды «СО» (Серго Орджоникидзе).
В депо Калуга такие машины не заходили. Мы работали на паровозах средних серий
– советских «эмках» (ЭМ), швейцарских и германских «игашках»
(ИШ, ИГ), на пассажирском «СУ», на маневровых «овечках» (ОВ).
Паровозный машинист издавна значился в
числе рабочей аристократии. Калужский машинист до революции на свое жалование
мог один содержать дом и большую семью. Машинистам
завидовали не только мальчишки. Его голова в открытом окне высокой кабины
напоминала портрет в дорогой раме. Невозможно было подумать, что и он был
когда-то чумазым кочегаром. Однако все без исключения «аристократы» начинали
путь с кочерги и лопаты.
Ускоренно, за шесть месяцев готовили в
войну кадры паровозников. Этот курс науки я прошел в середине сорок третьего
года. Так в моей трудовой книжке появилась первая строчка: принят
на работу кочегаром паровоза депо Калуга. Весь предыдущий труд не засчитан, как
и у многих сверстников. Бойцы трудового фронта прежде думали о Родине, а не о
справках с места работы, и через много лет кусали локти: предприятия исчезали,
и никакие архивы до них не докопаются. Да и кому из мальчишек-девчонок
предлагались тогда документы? Молоко на губах не обсохло, иди и гуляй. К тому
же, в Советском Союзе детский труд запрещен.
«Товарищ, я вахту не в силах стоять,
сказал кочегар кочегару…». А про паровозных кочегаров песня так и не сложена.
От станции Калуга до станции Темкино топка сжирает 18 тонн бурого угля. И столько же надо обратно. Этот
маршрут еще недавно был мной изучен визуально -- с
платформы ремонтной «летучки», а также – на ощупь при восстановлении стрелочных
переводов. И вот теперь меня угораздило едва ли не лечь костьми на рельсы. От
Азарова до Муратовки -- подъем профиля, далее
передышка и снова в гору до Мятлевской… После первого «крещения огнем» – одеревенели ноги,
обожглись до локтей руки, и голова стала, как чугун. Доплелся до квартиры,
говорю:
- Нет, мать, на хрен мне это депо
нужно. Лучше уйду на фронт.
Мать отговаривает, боится, что на
фронте убьют… А сделаться трудовым дезертиром еще
страшнее. Пришлось привыкать, втягиваться в тяжелый физический труд. Правда,
однажды чуть не поддался легкому соблазну. Пока загружался углем и заправлялся
водой тендер, прогуливаюсь вдоль воинского состава, пока он стоял у темкинского перрона. Слышу из открытой двери теплушки: «Эй,
парень, бросай, как черт, мазаться, садись к нам! Дадим все новое – шинель,
сапоги, гимнастерку – возьмем сыном полка». Разговорились. Эх, думаю, была - не
была!.. И вдруг – крик, паника: бежит помощник машиниста: «Куда, мать твою,
пропал? Уже отправляемся!» Ну, куда тут деваться?..
График такой: отправляемся в рейс,
например от Калуги до Темкино и обратно, а то и до
Вязьмы, когда там закончились бои. В пути и на остановках -- около
двух или полутора суток. А следующая смена оборачивается быстрее, скажем, за
сутки. И вот досрочно, не дав как следует отдохнуть,
вызывают нашу бригаду. Хоть падай с ног, а опять шуруй. Уголь подмосковный,
сколько сожжешь – столько же золы выгребай из топки. Антрацит нам не положен.
Только если случалось тянуть состав до Москвы, тендер заполнялся дозированным
карагандинским углем, который на промежуточных станциях смешивался с дровами.
Женщины бросали с эстакад тяжелые поленья; вся эта каторга была привычным
зрелищем. Девкам, будущим матерям, устраивали
«трудовой фронт» и на паровозах – помощницами кочегаров. Одна из них от нас по
дороге сбежала, пришлось вызывать подмогу по
радиосвязи (она у паровозных бригад имелась).
Прокочегарил я таким образом год. В
первые месяцы было невмоготу. Но… хлебная пайка –
Дело было летом сорок четвертого. Из
Калуги в Тулу мы везли санитарный эшелон. На вспомогательном пути разъезда Тесницкое стояли под погрузкой платформы: на них въезжали
танки, и одна башенная пушка внезапно повернулась поперек путевого габарита. Мы
проходили разъезд с ходу. Заметив торчащий ствол из своего левого окна (я уже
ездил помощником машиниста), кричу Кружалину:
«Тормоз!» От резкой остановки выбило из паза поворотный шарнир среднего
колосника, и он одним концом повис в топке. Хрен его знает, что делать… Кружалин, машинист, говорит:
- Кочергой его не подцепишь, надо
залезать в топку. Давай, Слава, ты у нас самый тонкий.
Позади - полный состав раненых.
Начальник эшелона всполошился. Что ж, готовим «рабочее место» в пекле. Сдвинули
вправо горящий уголь и завалили его сырым. Потом в рукавицах и кепке, ногами
вперед, вроде живого трупа, я полез в топку, повернулся внутри на 180 градусов
и, на мое счастье, приподнятый шарнирный вал легко встал на свое место. Обратно
из «крематория» меня вытащили за руки. Во все секунды операции я не дышал,
иначе спалил бы легкие. Голову и раскалившуюся одежду мне облили водой.
На пассажирских паровозах работали
машинисты первого класса. Орденоносец Кружалин был
одним из таких кадровых механиков. Он, как положено, дал объяснение, почему на
разъезде Тесницкое санпоезд
задержался на полтора часа. Однако не стал вдаваться в технические детали и
неприятные подробности…
Могу вспомнить и более интересную
подробность. Перед праздником Октябрьской годовщины Управление дороги получило
приказ замнаркома железнодорожного транспорта: командировать бригаду опытных
машинистов в Мурманск для приемки и сопровождения в Москву американских
паровозов, полученных по ленд-лизу. В группу из пяти человек включили меня –
помощника машиниста. Ветераны чаще всего выбирали меня в свои рейсы. На сей раз
«наркомовского пайка» нам не дали, потому что на север мы ехали обыкновенными
пассажирами на своих харчах. Командировка продолжалась целый месяц, домашние
запасы кончились по пути туда. В Мурманске нас прикрепили к столовой. А по пути
обратно – необъявленная голодовка. Но интерес заключался не в дорожных
приключениях, а в новеньких, временно законсервированных локомотивах.
«Американцев» тянул до Кандалакши электровоз, а до Москвы -- паровозы. Бригада
калужан обитала в рабочей теплушке, в хвосте жесткой «сплотки» из пяти
паровиков, которых Америка подарила России. Обязанность квалифицированных
машинистов была двойная: своевременно смазывать буксы и оберегать машины от
разукомплектования и запасные части от разворовывания. Все удалось довезти в
сохранности до депо Москва-Сортировочная. И только на месте первого
коммунистического субботника, не успели мы оглянуться, исчезли два ящика с
инструментами. Но это была уже не наша забота.
Я пристально любовался устройствам
автоматической смазки и системой подачи топлива без ручного труда – включением
и выключением загрузочного шнека. Уголь не просто механически тек в топку, но и
равномерно, по показаниям прибора, распределялся внутри нее. Кабина
представляла собой комнату с удобными сиденьями напротив измерительных
приборов. Зимой не нужно работать в валенках и полушубках: кабина оснащена
подогревом и предохранением от сквозняков с боков и снизу. Чувствовалось, что
машина приспособлена к человеку, а не человек к машине. А в наших локомотивах
были созданы все условия для физической закалки строителя социализма. Чтобы он,
собака, не отвлекался от постоянного преодоления временных трудностей.
СЕМЬЯ-ТО БОЛЬШАЯ…
И. ПОТАПОВ - К.АФАНАСЬЕВ
Среди материалов Калужского облгосархива обратили на себя внимание «объяснительные
записки» жителей Калуги по поводу их деятельности в период временной оккупации
города немецкими войсками в октябре – декабре
- Возможно, -- соглашается Иван
Алексеевич. -- Над воротами «кэмзы» висела большая
вывеска на русском и немецком: «Предприятие принадлежит вооруженным силам
Германии». Завод усиленно охранялся.
- Когда уходили фашисты, работу
продолжали чекисты. Они в охотку поработали в двух крупных городах,
освобожденных первыми в ходе подмосковного контрнаступления наших войск – в
Калинине (Твери) и в Калуге. В №23 «КГВ» за 2002 мы с тобой, Иван Алексеевич,
уже отметили 60-летие «злокачественного» сорок второго. Предъяви теперь свою
«объяснительную» к 60-летию Победы. Чем занималась семья Потаповых в годы
войны?
- Лучше спроси, кто ею занимался.
Думаю, что власти не забывали раскулаченных семейств и в сороковые годы. В
одной комнате на улице Свердлова жили 10 человек. Про нас в точности были слова
«мужичка с ноготок» из поэмы Некрасова: «Семья-то большая, да два человека
всего мужиков-то – отец мой да я». Семеро сестер, я – их брат и отец с матерью.
Правда, мужичку было не шесть, а шестнадцать лет. Жили мы на втором этаже
каменного особняка. Раньше он принадлежал частнику-огороднику. В конце 20-х
предпринимателя задушили налогами и, должно быть, сослали. Дом сделали общежитием
для раскулаченных калужан, жили в нем и беженцы с Украины. В полуподвальном
помещении хозяиновы работники солили, мочили,
мариновали и квасили овощи. Во время обстрелов и бомбежек подвал служил
укрытием для жильцов. Толстые двери открывались наружу, как в амбарах. Уборная
-- за двором. При отступлении немцы сожгли огнеметами деревянные пристройки, а
стены дома устояли, но после боев все были иссечены пулями и осколками, крышу
продырявило, как решето.
И вот в разгаре наступления Красной
Армии со стороны Оки все мы, десять душ, лежим на полу под наружной стеной
комнаты. Вдруг открывается дверь, входят двое наших бойцов в полушубках и
третий -- в шинели с командирской портупеей. Не обратив на детей внимания, он
подходит к отцу с пистолетом в руке, крутит им перед носом, кричит: «Дезертир!
Скрываешься, гад, под бабьими юбками!». Грудная Зоя была на руках матери,
старшая Александра держалась за обмотанное тряпкой лицо, пораненное сколками
немецкой гранаты. Отец достал справку об освобождении от воинской службы по
инвалидности, он страдал язвой желудка. Командир кладет личное оружие на стол,
читает справку. Но в это время рядом с домом рванули два снаряда, и военные
выбежали на улицу. Скоро пришло освобождение города, и события замелькали, как
в кино. Сестру Сашу взяли в госпиталь, извлекли из левой стороны лица крупные
осколки. Отца вместе с несколькими мужчинами мобилизовали на «секретную» работу
– извлекать из глубокой бомбовой воронки остатки документов райотдела
НКВД. В ихний двухэтажный дом на углу Московской и
Кирова угодило прямое попадание. Над каждым «поисковиком» стоял охранник с
винтовкой: листки запрещалось подносить к глазам под страхом ареста. Потом отец
работал истопником в отделении Госбанка, и вскоре «белобилетника» взяли в
действующую армию. Второе письмо от отца пришло с Ленинградского фронта;
боец-минометчик Алексей Потапов пишет с передовой линии. Всего у нас уцелело
девять отцовских писем. Недавно я расшифровал полуслепые строчки и перепечатал
на компьютере. В мае 1942-го пришло письмо с Волховского
фронта.
- Зловещее известие для тех, кто знал,
что такое Волховский фронт зимой и весной сорок
второго… Читал про трагедию 54-й армии?
- Да, а в следующем письме сообщалось о
ранении: отцу пробило навылет кисть руки. И странная приписка из госпиталя:
«Милые дети, может, вам пришлют обо мне извещение от 18 мая, как пропавшего без
вести… Феня, напиши письмо командиру (неразборчиво), очень болит правый бок,
правая сторона груди, наверно, легкие… Мне, как желудочнику,
стали давать диету». На письме из госпиталя не было штампа, как раньше:
"Просмотрено военной цензурой, г.Ленинград". Много писем туда и
обратно вообще не доходило. А извещение действительно пришло. Но уже -- в марте
сорок третьего и с неожиданной стороны: «Справка дана Потаповой Федосье Михайловне в том, что ваш муж Потапов Алексей
Петрович,
Мать, конечно, не успокоилась, и новый
документ на ее запросы пришел в декабре 1944 года из Главного санитарного
управления РККА – Москва, Варшавское шоссе: сообщаем, что послан запрос о
составе раненых в санпоезде, следовавшем из района
боевых действий Северо-Западного фронта… Потом был слух, что какие-то
санитарные эшелоны попали под бомбежку, и наконец официально: ваш муж погиб по
пути следования в тыловой госпиталь.
- У издателей областной «Книги памяти»,
-- говорю Ивану Алексеевичу, -- я справлялся по поводу включения в нее калужан,
пропавших на войне без вести. Ответ получил утвердительный, но было сказано,
что в «Книгу» внесены фамилии только тех, кто погиб на калужской земле;
полностью собрать сведения со всех фронтов немыслимо. Что же касается лиц,
расстрелянных по приговорам трибуналов и судов за воинские преступления, то
таковые военнослужащие учету не подлежали. Нам же с тобой известно, что о
расстрелянных солдатах родственникам сообщалось, как о пропавших без вести. И
родственники по многу лет ходили в замкнутом круге казенных отписок. Косвенно
можно было предположить о бесславной кончине воина лишь по наличию и сумме
льгот, предоставлявшихся семьям за потерю кормильца (см. выше дату появления
приказа наркома обороны №270). На семью Потаповых государство выделяло
150-рублевое ежемесячное пособие. Федосья Михайловна
получила также единовременное вознаграждение вместе с присвоением ей звания
«Мать-героиня».
Еще одной героиней может гордиться
семья Потаповых – Александрой Алексеевной, старшей дочерью погибшего
фронтовика. На протяжении сорок второго года, как и многие ее сверстницы, она,
выпускница ремесленного училища, участвовала в строительстве калужского
оборонительного пояса – временного памятника несгибаемому головотяпству. В
начале сорок третьего вместе с подругами осаждала военкомат с требованием
послать их на фронт. Подруг посылали, Саше отказывали. И все-таки 13 марта она
отправилась в Москву на курсы военных медсестер. Отсюда начался боевой путь
Александры Алексеевны в составе стрелкового полка -- от Ельца Орловской области
до города Сумы на Украине. При выносе с поля боя тяжелораненого командира сама
получила ранение – по счету второе. После госпиталя опять вернулась в свою
часть и была демобилизована в 1944-м. Медаль «За отвагу» нашла Потапову на
Камчатке, где Александра Алексеевна стала носить фамилию мужа-корейца Ким.
Работала школьным библиотекарем, родила троих сыновей, овдовела, двоих сыновей
потеряла. Сестер и брата в Калуге навещала почти ежегодно, благо цена
авиабилетов не была, как сегодня, запредельной. Пришлось потрудиться на рыбоперерабатывающем предприятии, оператором котельной в
Петропавловске. В Калуге окончательно поселилась два года назад с сыном.
Большая у ней родня -- и далеко, и вблизи: там внуки, здесь брат и сестры – все
живы, хотя не все совсем здоровы. Но 80-летняя Александра Алексеевна до отъезда
в Калугу занималась конным спортом и ездила на велосипеде.
- Иван Алексеевич, где и как встретил
ты 9 мая в 1945 году?
- Что-то не вспомню… Работал в
мастерской, потом пошли гулять в парк, играла музыка…
О ЧЕМ НАПОМНИЛО ПИСЬМО
Е.САЛОВСКИЙ
13.04.78, г. Львов.
Уважаемый Евгений Дмитриевич! Дорогой
мой однополчанин. Я очень рад вашему письму с теплым воспоминанием о нашей 8-й
гвардейской воздушно-десантной дивизии и с памятью обо мне. Надо отдать должное
солдатам и офицерам всех наших полков и частей, их героизму и отваге,
безудержной храбрости и умению вести и наступательные, и оборонительные бои.
Перемололи фашистов в этой лавине. На этой огненной сковороде не было
прохладного местечка ни для кого, дрались, как львы, а саперам перепадало не
меньше других… Что касается нашего генерала Богданова Михаила Андреевича, то я
всегда считал его одним из умнейших генералов и одним из храбрейших.
Россия-родина ему многим обязана. Хотя, начиная от любого солдата, офицера до генерала,
воевали все с таким самозабвением, что строгих команд отдавать не приходилось.
Команды рождались в душе у каждого, и сам он их достойно исполнял.
Сначала я услыхал о нем в мае 43-го, не
по фамилии, а по часто повторявшейся кличке – Борода. А впервые увидел в
торжественный момент вручения нам медалей «За оборону Сталинграда». Гвардии
майор Николай Меркулов действительно оказался персонажем песенки Л.Утесова:
«Парень я молодой, а хожу я с бородой; я не беспокоюся
– пусть растет до пояса; вот когда прогоним фрица, будет время – будем
бриться…». Впрочем, начальник инженерной службы нашей дивизии один отличался
тогдашней фронтовой модой: борода у него была русая и окладистая, что
называется, боярская. Этот человек и в самом деле носил команду в своей душе и
подчинялся ей своеобразно, не раз удивляя всех сметливостью и находчивостью. В
ведении инженер-майора были дивизионные службы, считавшиеся как бы
вспомогательными, а по существу – равные ударной силе и огневой мощи. Например,
подразделения минеров и саперов. Николай Николаевич, казалось, не замечал на
своих плечах офицерских погон. То мы видели его сидящим верхом на капоте
генеральского «виллиса» с миноискателем в руках. То он участвует в минировании
и разминировании. А порой в кругу бойцов весело травит байки. Вместе с тем это
был собранный, несуетливый мастер на все руки. На той «сковородке», о которой
он пишет, можно было уцелеть лишь благодаря свойственным ему расчетливости и
расторопности. Человек не старый, но бывалый. Когда я однажды упомянул Калугу,
Меркулов живо отозвался: «А я на заводе в Дугне
проходил учебную практику». Словом, среди личного состава 8-й гвардейской
военно-воздушной дивизии Борода слыл знаменитостью и был уважаем.
18 февраля
В конце февраля на ее изрядно
потрепанную в непрерывных боях силу внезапно обратило внимание высокое
начальство. Мы догадались об этом по интенсивной подготовке местности вокруг
дивизионного штаба и его КП. Бойцы помогали саперам копать блиндажи и траншеи с
замаскированными ходами сообщения, уходившими к передовой линии немецкой
группировки, засевшей в окрестности прибрежной деревни Богдановка.
Как стало известно позже, командование фронтом намеревалось здесь задержать
прорыв немецкой группировки к своим силам у Южного Буга и тем самым помочь
войскам Третьего Украинского фронта, наступавшим на противника южнее.
Стоял хмурый туманный полдень, когда на
подготовленный Меркуловым дивизионный командный пункт прибыл командующий
фронтом И.С.Конев. После Корсунь-Шевченковской
операции он уже успел получить маршальские погоны. Разумеется, к нам съехались
и командующий армией, и командиры корпусов, а командующий армейской авиацией
сумел приземлиться на аэроплане У-2. Кругом усиленная охрана. Николай
Николаевич со своими саперами и радисткой Викторией скрыты где-то в траншеях.
Алеша Страхов закопался со стереотрубой наверху скирда прошлогодней соломы. И
немцы -- буквально в километре! Командующий Вторым Украинским фронтом (до мая
44-го) маршал Конев дает указания генералам и, между прочим, обращается к
нашему Михаилу Андреевичу: «Какой же ты, на х.., Богданов, если не можешь взять
Богдановку?».
Едва полководцы разъехались, и туман
начал под вечер рассеиваться, как немец шарахнул по нашему КП из скорострельных
пушек и минометов. Лешка Страхов скатился вниз со своей трубой, а я
невооруженным глазом увидел бегущую на нас плотную цепь противника. Как в кино.
Командный пункт в мгновение опустел. Богданова подсадили в одну из своих машин
подоспевшие танкисты. Адъютант комдива и несколько штабных с документами
укатили на «виллисе» Феди-водителя. Успели драпануть из опасного места все,
кроме Меркулова со своей командой и радисткой Викой. Все застряли в подземелье,
накрытом соломенной шапкой, которая, по счастью, не загорелась. Надвинулась
ночь, и, очевидно, под ее покровом в расчеты врага входила не попытка нас
атаковать, а стремление прорваться незамеченным. Поэтому на другой день мы
услышали позывные радистки: группа Меркулова цела и невредима.
Что произошло? Появление группы
военачальников в окружении большой личной охраны не могло не спровоцировать
немцев на решительную атаку, с которой они замешкались и начали ее почти в
темноте. Этим неожиданным маневром было сорвано наше наступление, намечавшееся
на утро, к которому стараниями Меркулова были подготовлены траншеи для более
или менее скрытого подхода к передней линии сильно вооруженного противника.
Ушло то злосчастное время, когда населенные пункты атаковались в лоб. Сталинские
«неисчислимые людские резервы» пришла пора беречь. И в дальнейшем продвижении
по Южной Украине и Молдавии наша дивизия пополнялась местными жителями. Теперь
я так полагаю, что и утреннее наступление на Богдановку
вряд ли бы увенчалось успехом без авиационной и артиллерийской поддержки:
самолетам мешала непогода, нашим пушкам не хватало снарядов, танкам – горючего.
Пехота продолжала месить черноземную грязь без длительного отдыха.
Тем не менее, за то, что пропустил мимо
себя немцев, наш комдив держал ответ перед приезжим подполковником с синими
жандармскими петлицами. Особист выматывал душу из
Михаила Андреевича, закрывшись с ним в командирской землянке, и покинул ее с
крайне недовольным выражением лица. О его визите получил донесение командующий
7-й гвардейской армией генерал-полковник М.С.Шумилов, после чего Богданов
«спокойно» продолжал воевать.
В апреле наша дивизия, продвигаясь с
боями по Украине с юга на запад, подошла к селению немецких колонистов. Впереди
лежал примерно сорокаметровый мост через глубокий овраг, который в случае его
подрыва задержал бы переправу всего нашего движимого имущества. Начальник
инженерной службы решает проникнуть на ту сторону с небольшой группой саперов,
чтобы скрытно обезвредить, возможно, заложенную под мост взрывчатку. И эта
работа благополучно была проделана в первой половине ночи. Но тут у въезда на
мост ребята замечают легковую машину с немцами и бросаются на авантюру: машину
задержали, экипаж уничтожили, завладели документами, однако наделали такого
шума, что стрельба открылась по всему поселку. Раненный в плечо, в бок и в ногу
Николай Николаевич приказывает своему ординарцу Роману срочно доставить
захваченный портфель в штаб. По рассказам вернувшихся семерых солдат (а двое из
них сидели верхом на лошадях), Меркулов кричал на них, чтоб все уходили, нельзя
погибать всем…
Все, что случилось с нашим Бородой
дальше, -- вполне приключенческий сюжет. Немцы подняли раненого русского
офицера на повозку и повезли в свой тыл. Освободив колонию, наши полки
двигались пешим строем вслед за пленником. О нем наши разведчики узнавали, как
следопыты из приключенческих книг. В одной деревне Николай Николаевич оставил
записку: везут его, перевязанного, два конвоира по такому-то направлению. В
следующем пункте подтверждают, что видели пленного командира. А в одной деревне
человек сообщил, как он изловчился зашить под подкладку сапога пленного майора
его орден и медали. Рассказывали, что все это удавалось делать во время
ночевок. Наконец кто-то из местных жителей сказал, что майора увезли на
аэродром для отправки в Германию.
После этого след Николая Николаевича
потерялся, а наш поход продолжался дальше – за Днестр и Прут, в Румынию. Здесь
в начале мая 8-я гвардейская (уже с прибавлением наименования «Первомайская»)
занимает позиции 3-й ВДД и тут же вступает в бой за выход из внезапного
окружения, пугая немцев количеством завербованного в наши ряды «цивильного»
населения. Выручили нас из «мешка» танкисты П.И.Ротмистрова,
после чего дивизию отвели во второй эшелон. Вдруг в одно прекрасное утро всех
облетел слух: «Борода явился!». Вскоре вижу сам – идет навстречу Меркулов
собственной персоной. И – чисто выбритый. В разгаре июнь, а он в валенках, в
ватнике и в ушанке. Заметно прихрамывает. Но подоспел как раз к очередному
награждению – получил на другой день орден Красного Знамени. Рассказывает, как
всегда, в шутливой манере:
- В Германию не летел, а ехал в эшелоне
с военнопленными разных чинов и званий. Довезли до станции Одесса-сортировочная,
стоим в тупике. Чем занимаются пленники? Подбивают друг друга к побегу. Один
отказался, другой тоже… Решаю заболеть расстройством желудка и несколько раз
вылезаю из вагона и влезаю обратно под наблюдением конвойного солдата. В порядке
тренировки. Весь перевязанный, но кости целы. Демонстрирую беспомощность
инвалида первой группы. Слышу, вдоль состава идут осмотрщики вагонов. Колотят
молотками по буксам. Держусь за живот, прошусь до ветру. Солдату так
осточертел, что он не спустился с подножки: куда такой урод убежит? А я на
корточках дожидаюсь «стукачей», и тут на мою удачу загудели самолеты. Вот-вот
начнется бомбежка. Путейцы помогли нырнуть под вагон, а там проползаю на
противоположную сторону. Засвистели бомбы, ударили взрывы, солдат пошарил
фонариком под колесами, а мы вдвоем с железнодорожником скатились под насыпь,
убежали под грохот канонады. Так Одесса-мама прятала меня до своего
освобождения.
Про то, как подозрительного майора две
недели прощупывали следователи НКВД, Николай Николаевич тоже рассказал со
сдержанным юмором. Не помогли зашитые в сапог награды, показания
железнодорожников и прочие свидетельства. Лишь Главное управление инженерных
войск РККА убедило чекистов, что Николай Меркулов не шпион немецкой и
английской разведок.
…30 апреля (1945) при взятии Бадена на
НП 25-го гвардейского воздушно-десантного полка, у подполковника Кащука, меня крепко ранило. Это – не точно говоря, а
фактически смертельно ранило в живот, в левый коленный сустав, в правую руку и
в левую кисть. Я что-то вначале помнил, когда меня с поля боя раненого
выволакивали, а потом только очнулся в нашем медсанбате, в тяжелейшем
состоянии. После суровых операций, во время которых мне еще раз разрезали живот
в связи с медицинской необходимостью. Но Борода есть Борода. Не в первый раз
побывав в командировке на том свете, вернулся по собственному желанию на этот
свет. У меня, видимо, было звериное здоровье. Генерал и весь наш медсанбат
приняли все меры, чтобы я был жив. Вот так оно и получилось. По воле генерала со
мной неотступно до выздоровления и демобилизации был мой ординарец Ромка. После
серии госпиталей меня привезли в санпоезде в
Днепропетровск, где я вылечился, а вслед за этим демобилизовался в Москве.
Получил назначение во Львов. Я незадолго до войны окончил Московский институт
инженеров железнодорожного транспорта, строительный факультет. Вот с 45 года
все на стройках – главный инженер СМУ, СУ, УНР, начальник строительных
управлений. Ну а с 75-го -- на пенсии. И все равно работаю прорабом…
Поздравляю тебя, семью и однополчан и с
1 мая, и с Днем Победы. Желаю вам крепкого здоровья и счастья. Всех благ! Честь
имею кланяться. С уважением – твой солдат 8-й гвардейской ВДД в чине гвардии
майора Борода.
Очень памятной и в какой-то мере
судьбоносной стала по воле случая еще одна встреча с высоким армейским
начальством. Было это в середине августа 44-го в Румынии. Опять, как у Богдановки, съехались генералы, и среди их автомобилей –
бронированный лимузин, охраняемый молодцеватыми старшинами-автоматчиками.
Экипаж, как оказалось, Маршала Советского Союза С.К.Тимошенко. Военный совет на
местности продолжался весь день, и часа в четыре вечера генералы начали
садиться по машинам. Прогуливаясь в кружке военачальников мимо охраны,
Тимошенко вдруг обратился ко мне: «Ну, как вы тут воюете? Не надоело по горам
лазать?». «Вообще-то надоело, - отвечаю, - но надо!». Семен Константинович
посмотрел несколько удивленно и говорит: «А то давай ко мне автоматчиком».
Другим ответом удивляю его еще больше: «Нет, товарищ Маршал Советского Союза,
привык к своим, который год вместе». «Ну, смотри сам. А который год воюешь?».
«С 41-го, с Москвы». Генералы еще немножко походили, разговаривая между собой.
На прощанье Тимошенко опять ко мне и с улыбкой: «Не передумал?». «Никак нет,
товарищ маршал, а только есть просьба». «В чем дело?». «Мать у меня оставалась
в оккупации, в Калужской области; пишет, что все живы-здоровы,
но что-то не верится…». «Да, да… Что ж, Михаил Андреевич, учти просьбу». И все
разъехались.
Богданов дорогой молчал, а Левка-адъютант и Федя-шофер подтрунивали: «Ну и хитрец!
Уловил момент». И тут как раз дивизию нашу снимают с фронта. 22 августа она
едет на переформировку в тыл, а мне оформляют документы до станции Фаянсовая. С
предписанием через месяц явиться в часть, пункт назначения - город Кержач Владимирской области.
Остается добавить, что наш дивизионный
командир, орденоносный комкор Красной Армии,
генерал-майор Михаил Андреевич Богданов в годы боевые был удостоен ордена
Отечественной войны второй степени.
ВОЙНА И МЫ
Е.САЛОВСКИЙ. У каждого была своя война.
Меня моя война закалила физически и духовно, превратила 17-летнего паренька в
мужа. Она научила преодолевать себя, приучила к терпению. На этой войне я
понял, что в жизни главное не «хочу», а «надо», что лучше побольше отдавать
людям и поменьше брать себе. А чтобы на душе было спокойно, меня моя война
начисто лишила корысти и зависти. По этому кодексу я и жил все послевоенные 60
лет и живу теперь рядом с близкими мне замечательными людьми. В общении с ними
я часто вспоминаю моих однополчан-фронтовиков – живых и павших. Вспоминаю тех,
кто научил меня военной и житейской мудрости. Низкий им поклон и вечная память.
И.ПОТАПОВ. Мое отношение к войне можно
назвать предметным. Я был собирателем разных боевых реликвий. И не потому, что
в личном хозяйстве пригодятся. От старого противогаза, номерного жетона или
какой-нибудь фляжки мало проку. Правда, домашний телефонный аппарат, тяжелый,
как гантель, -- американская диковинка. Страстью моей в войну были
радиоприемники, которые иметь строго запрещалось. Коллекция трофейных вещей –
это еще и запчасти для слесарной работы. Из ремесленного училища я вышел с
пятым производственным разрядом. После ухода отца на фронт я остался кормильцем
малолетних сестер. Мать не получала пособия, работала стрелочницей на станции.
Жили девять человек в одной комнате. Одно время ходили с матерью собирать
объедки от госпитальной столовой. Нас из окна заметили и начали остатки пищи
засыпать золой… Никакой радости и после объявления Победы. Тем, кто эвакуировался
с «Кэмзой» в Саратов, выдали медали за доблестный
труд, а нам – ничего. И еще назвали изменниками. Только в девяностом году
«награда нашла труженика тыла» в виде удостоверения к медали за доблестный
труд. Саму медаль с портретом Сталина мне подарил племянник.
В.СМИРНОВ. В войну я больше всего хотел
учиться и больше всех спорил с начальниками. Помню, как наша «кадровичка» отговаривала: «Зачем тебе курсы помощников
машинистов, поступай прямо в кочегары и станешь помощником». Вообще, к молодежи
относились по принципу -- «ничего с ней не сделается». Никаких поощрений, нос
не дорос. Взрослые – другой разговор. Орденоносцы, почетные железнодорожники –
им все привилегии. Но я никому не завидовал, все вкалывали. Одна забота: был бы
паек побольше, да во что поприличней одеться – к девкам в мазуте не пойдешь.
Здоровье, конечно, подорвано. Но что интересно: сейчас врачи посмотрят анализы,
назначат лекарства и говорят: «Твой, дед, организм да нынешним бы молодым
людям». Тридцать процентов призывников не годятся для армии – все дохлые. Мы до
тридцати лет водку не пили, а теперь и вино, и пиво жрут, и курят с детства. И
газет, как, бывало, я, не читают. Посмотришь на улице – девчонки и пацаны
малорослые и одинаковые, как патроны от «мелкашки».
Правнуки тех, кто пережил войну. Дети у них росли длинные – акселераты. А от
них пошла мелкота… Война – это школа, которую лучше не проходить, ну ее на
хрен!
К.АФАНАСЬЕВ. Под шутки и смех ребят
нашего взвода я растянул в руках спину своей шинели с погонами, пришитыми
позади плеч, и тут же обратил внимание на едва заметное пятно тщательно вшитой
заплатки. Она приходилась мне чуть ниже левой лопатки. Что это? Пашка Линников тотчас показал свою шинель: «А у меня такая
же латка под мышкой, смотри». Коля Воронин нашел косой клинышек в правом боку,
а у Панкратова одна ее пола и вовсе оказалась в двух местах продырявленной,
незашитой. Четвертый взвод восьмой роты 16-го запасного железнодорожного полка
получил верхнее обмундирование, снятое с убитых и раненых красноармейцев. Лишь
перед отправкой на фронт маршевики получали свежую одежду. По старинной
традиции, русские солдаты перед сражением надевали чистое белье, а до первой
мировой войны офицеры воевали в парадных мундирах. Летом 43-го, когда наш полк
выезжал с Тульского вокзала в сторону Орла на восстановление разбитых
авиабомбами путевых участков, через плечо надевалась скатка. Домой же я
заявился в шинели с отметиной. Шинель сносилась – отметина осталась в сознании
навсегда. В этом кружочке - чудовищная цифра наших военных потерь.
Беру в руки четыре тома с именами
безвинно репрессированных и расстрелянных калужан - малую частицу тех
пятидесяти миллионов соотечественников и иностранцев, которых убил
коммунистический режим за годы своего существования, и нет в моем сердце
прощения палачам и их пособникам. А церковь их прощает, ибо не ведали что
творили. Нет, пусть стучит в их потомстве пепел тех жертв!
После всех прежних войн, включая даже
такую бойню, как первая мировая, многонациональный народ России вылечивался и
оживал. Великая Отечественная, на мой взгляд, положила конец гуманизму. После
Колымы и Освенцима всякая попытка возрождения гуманизма оборачивается фальшью.
Если прошедшие 60 лет утверждают обратное, то готов согласиться, что мы
переживаем эпоху смены культур. Элитарная книжная культура привела к великим
открытиям и величайшим бедствиям. Что несет с собой массовая культура? Идут ли
за нами те, кто лучше нас?
Я уже не получу ответа.
ИЗ
ХРОНИКИ СОБЫТИЙ 1944 ГОДА
14
января – начало наступления Красной Армии на Ленинградском и Волховском фронтах, закончившееся 1 марта разгромом
немецких войск под Ленинградом и Новгородом.
23
февраля – насильственная депортация чеченского и ингушского населения войсками
НКВД с высылкой его в Казахстан. Ликвидация Чечено-Ингушской АССР.
10
апреля – маршалы Г.К.Жуков и А.М.Василевский награждены орденами «Победа».
6
июня – открыт второй фронт в Западной Европе высадкой англо-американских войск
на побережье Франции.
5
июля – Указом Президиума ВС СССР образована Калужская область, территория
которой примерно совпадала с бывшей Калужской губернией, за вычетом Лихвинского уезда.
8
июля – Президиум ВС СССР установил звание «Мать-героиня» и учредил ордена
«Мать-героиня», «Материнская слава» трех степеней и «Медаль материнства» 1 и 2
степеней.
20
июля – неудавшееся покушение на Гитлера. В 1944 в Германии было казнено 5664, а
за пять месяцев существования «третьего рейха» в 1945 – еще 5684 человека. Из
них непосредственно замешанных в заговоре расстреляно 160 человек, в том числе
21 генерал и один министр.
12
августа – вышел первый номер газеты «Знамя» – органа Калужских обкома и горкома
ВКП(б), областного и городского Советов депутатов трудящихся.
20
октября – погиб в воздушном бою дважды Герой Советского Союза летчик-калужанин
А.Т.Карпов. Родился в
ИЗ
ХРОНИКИ СОБЫТИЙ 1945 ГОДА
27-28
января – первая областная и городская партийная конференция утвердила
назначение И.Г.Попова первым секретарем Калужских обкома и горкома ВКП(б).
Ранее занимал должности председателя Оренбургского облисполкома и там же – второго
секретаря обкома партии.
31
января – поместный собор РПЦ избрал патриархом Московским и Всея Руси Алексия
(Симанского).
4-11
февраля – Ялтинская конференция лидеров трех союзных держав. Сталин, Рузвельт и
Черчилль договорились о послевоенном устройстве Европы.
30
апреля – в ходе боев за Берлин над рейхстагом водружено советское Знамя Победы.
Гитлер и Геббельс кончают жизнь самоубийством.
8
мая – подписание акта о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии в
пригороде Берлина Карлсхорсте. В Советском Союзе
праздником Победы объявлен день 9 мая.
9
мая – учреждена памятная медаль «За победу над Германией в Великой
Отечественной войне 1941-1945».
21
июня – учреждена памятная медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной
войне 1941-1945».
24
июня – Парад Победы на Красной площади в Москве.
9
августа - 2 сентября – война СССР с Японией, закончившаяся подписанием в Токио
договора о капитуляции Японии.
20
ноября – начало международного судебного процесса в Нюрнберге над главными
военными преступниками нацистской Германии.