УРОК ИЗ ШКОЛЫ КОММУНИЗМА

 

СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

В советских газетах нередко появлялась рубрика «Журналист меняет профессию». Сотрудник редакции, чаще всего инкогнито, оформлялся на временную работу, например, таксистом либо школьным учителем, как это сделал первым публицист Михаил Кольцов в 30-е годы. Его примеру последовали многие газетчики, чтобы, так сказать, изнутри осветить теневые закоулки другого ведомства. Труженикам пера областного уровня жить в чужой шкуре было затруднительно, а «районщикам» в своём уезде практически невозможно. Зато местная партийная власть могла перевоплощать свои кадры в кого и когда угодно, как на время, так и «по гроб жизни».

Так, не один раз по чужой воле «перевоплощался» и Евгений Дмитриевич Саловский - солдат войны и солдат партии. Довелось ему, как человеку грамотному, и редактировать газету бывшего Лев-Толстовского района в начале 50-х годов, а в 1954-м Калужский обком КПСС перебрасывает «подручного партии» на организацию издания многотиражной газеты стройтреста № 76 – «предтечи» Калужского управления строительства.

Двухполосная газетёнка размером с носовой платок представляла собой при редакторе Е. Д. Саловском листок, плотно набитый содержательной информацией о рабочих буднях трестовских подразделений – всех этих УНР, СМУ и других подрядных организаций с разными назначениями и номерами в Калуге, Людинове, Кирове, Малоярославце…

В 1958 году с редактором многотиражки «Строитель» беседует секретарь партийного бюро треста Л. В.Волкович.

- Странно получается, - говорит товарищ Волкович, - какое наше подразделение ни возьми, даже жилищно-коммунальную контору, - везде своя профсоюзная организация. А объединённой общетрестовской школы коммунизма не существует! Непорядок, согласись, Евгений Дмитриевич?

Редактор согласился.

Несколько слов о тогдашнем партийном секретаре стройтреста. Леонид Владимирович Волкович принадлежал к редкой категории партийных функционеров с высшим образованием и аспирантурой за плечами. Но кандидатскую работу защитить ему не дали, бросили на далёкую от Москвы периферию с переменой дальневосточных мест - вплоть до Камчатки. Человек, как любили в то время говорить, сгоревший на работе, а людей, износивших на ней здоровье, принято было спихивать «на низовку», куда подальше. Волковича направили в Калугу с приказанием обкому партии трудоустроить и дать квартиру.

На сереньком фоне местных партийных активистов фигура секретаря партбюро 76-го треста выделялась образованностью, эрудицией, умением распознавать людей, кто чего стоит. Строительное начальство – управляющий трестом, главный инженер, ведущие специалисты – не для вида слушали своего парторга, как это водилось, но слушались его, как наставника: что скажет Волкович – так тому и быть.

Леонид Владимирович продолжал:

- Тебе, как газетчику, известно, какая у нас анархия с предоставлением лечебных путёвок. Квартиры непонятно кем и как распределяются. Пионерского лагеря нет. В рабочих общежитиях бардак и пьянство… Одним словом, без профсоюзного центра порядка нам не добиться.

И неожиданно заключил:

- А председателем построечного комитета буду предлагать тебя, Евгений Дмитриевич. Меняй профессию и действуй. Чувствую в тебе хозяйственника.          

Наблюдательных конторских сослуживцев нередко поражали странные кадровые метаморфозы: самый тусклый и тупой из них внезапно взлетал в партийные апартаменты. При этом говорилось: круглый дурак, а катится в гору. У строителей кадровый пасьянс попал в точку. Первый новоизбранный председатель объединённого постройкома осмотрелся, старательно выучил профсоюзный устав и прочие нормативные документы, сравнил сущее с насущным и тяжело вздохнул.

На приём к Саловсому и его заместителю Георгию Цветкову потянулись строители. Загодя это предвидя, секретарь партбюро отдал свой вместительный кабинет профсоюзникам, переселившись в комнатку скромных размеров. Первая акция оказалась сродни работе медицинской неотложки – потребовалось взять на учёт больных туберкулёзом и обеспечить всех санаторным лечением. Анархическое распределение путёвок сменилась порядком, но тут, как говорится, помогла медицина, а вот дальше…

Дальше все пути у председателя постройкома заканчиваются тупиками, за исключением двери с табличкой «Главный бухгалтер». Но и за ней, как за дверью секретаря партбюро,

Евгению Дмитриевичу повезло.

Василий Васильевич Игнатьев, как и Волкович, тоже оказался изгнанником – за какую-то провинность по партийной или служебной линии его переселили из города Горького в городок Калугу. Гора с горой не сходятся, человек с человеком нашли общий язык.

- В клубе, визитной карточке профкома, бардак, мебель отвратительная, спортивного инвентаря нет… И нет денег. Что делать, Василий Васильевич?

- Что значит, «нет»? Ставь вопрос на вашем заседании, принимайте решение – деньги будут.

Представление о том, что советские профсоюзы жили только на членских взносах – заблуждение. В строительных организациях, например, значительную часть генеральной сметы составляли расходы на внутриотраслевые нужды и, в частности, на жильё и соцкультбыт – первая забота профсоюзников.

Но – не начальства. По устоявшейся с ленинских времён традиции, на первом месте стояло материальное производство, но не «человеческий материал». Плакатный парень в каске и робе тыкал пальцем в грудь работяги: «План – закон, выполнение – долг, перевыполненние – доблесть».

Доблесть ютится в общежитиях барачного и семейного типа, начальство возводит себе хоромы из казённых материалов. Так было. Так будет?

А было так: построен стоквартирный дом для «турбинки» – получайте, строители, десять квартир. А как и кому их дать – не профкомовского ума дело. Всё же постройком составил списки очередников по каждому подразделению треста. Твёрдо постановили: без санкции общественной организации распределение жилья незаконно. Нашлись деньги и на благоустройство общежитий, на приобретение клубной мебели, спортинвентаря, духового оркестра. Больше всего доставило хлопот строительство своего пионерского лагеря – надоело просить места для детского отдыха у машзавода, комбината СДВ, других городских предприятий. Летний детский городок в окрестности Сергиева скита сооружался всем миром. Саловский и теперь немного гордится этим приобретением, действующим доныне. Методом народной стройки принялись за возведение собственного жилья. Словом, вторая половина 50-х годов из хрущёвского так называемого «великого десятилетия в жизни партии и народа» прошла в созидательном темпе.

В бюрократической среде есть и останется выражение «пробить вопрос». Всем знакомы и люди особого склада – «пробивняки». Председатель постройкома не обладал этим даром. Ему больше свойственна мягкая настойчивость. И всё-таки, не окажись тайного ему сочувствия и содействия со стороны главного бухгалтера Игнатьева, - вряд ли профсоюзу строителей сопутствовал бы успех. На его волне Саловского сделали членом обкома профсоюза работников строительства и стройматериалов, произвели в члены райкома и в кандидаты горкома партии. При этом отнюдь не свадебным генералом: бывшему газетчику доставалось муторное сочинительство справок, проектов постановлений… С Евгением Дмитриевичем накоротке водят знакомство известные в ту пору городские партийные деятели.

Между тем, в стройуправлении зреет интрига, без которой не обходится ни одно учреждение, где заводится непокладистая личность. Контора вынашивает интригу, как внутриутробного младенца, пока не рождается конфликт.

 

ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ

Предродовая схватка происходит в кабинете управляющего трестом В.И.Жданова. Ситуация стандартная:

- Постройком не может согласиться с вашим, Виктор Иванович, распоряжением отдать новую квартиру постороннему лицу, никакого отношения к стройкам не имеющего. – Саловский говорит это обычным житейским тоном. Но твёрдо.

Товарищ Жданов, ставленник строительного министерства и знатный восстановитель города Сталинграда, с нескрываемым изумлением глядит на бывшего сталинградского воина и отвечает также чётко:

- Распределение квартир – прерогатива управляющего, а профсоюз занимается культурой и бытом.

- Так не пойдёт, Виктор Иванович. Мы примем своё решение.

- На моё место нацелился? Что ж, принимай решения…

Далее сюжет не интересен, потому что победитель известен. А к биографии побеждённого добавим ещё один штрих.

… Советский писатель Вадим Кожевников в одном из своих романов изобразил артиллеристов, которые после боя степенно рассуждают о проблемах военной экономики: во что обходятся государству зря израсходованный снаряд, брошенная гильза, не выдержавшая положенного количества выстрелов пушка… Фальшь, выдумка! Так и считал, пока Евгений Дмитриевич не напомнил, что представлял собой до войны рабочий класс в родном ему Кировском чугунолитейном заводе. Это было поколение расчётливых, по- государственному мыслящих хозяев, похожих на пушкарей – вчерашних кадровых мастеров промышленности. Такими были Дмитрий Саловский и его товарищи по цехам, где отливались и растачивались корпуса артиллерийских снарядов. От них, кого звали пролетариями, школьник, а затем ученик токаря Женька с затаённым страхом услышал имя-прозвище «Иоська» – так о Сталине могли говорить только зрячие, памятливые люди, каких оставалось мало…

Он и сам, Евгений Дмитриевич, пройдя войну от Подмосковья в сорок первом до Австрии в сорок пятом, приобрёл в солдатской и рабочей среде несуетность, основательность, обязательность: сказано – сделано. При этом всю войну Евгений Саловский умудрился прошагать рядовым красноармейцем – связистом и автоматчиком, и только перед демобилизацией пришил себе сержантские погоны. Пределом его устремлений на гражданке была должность мастера, бригадира - ну, может быть, начальника заводского цеха.

Говоря короче, Евгений Дмитриевич вступил на минное поле в мирное время. Другой бы на его месте остерёгся аппаратных ловушек, службист опытный, а Саловский по фронтовой выучке пошёл искать «разрыв кабеля» в профсоюзном законодательстве, однако у «телефонного права» концов не отыщешь.

 Было бы нелепо думать, что редактор или председатель постройкома не ведали про то, о чём доподлинно знал и знает каждый подсобник на стройобъекте и к чему стоит употребить эпический слог. Земную твердь создал Бог-вседержитель, а всё, что на ней – человек-строитель. Господь безгрешен, а человек – увы. Человек-строитель – увы сугубое. Дьявольский соблазн состоит в том, что на стройке всё плохо лежит. А также плохо сидит, стоит и двигается вверх и вниз, по вертикали и горизонтали. И даже – на значительном удалении от периметра стройки.

На заводе и фабрике, на транспорте и в сельском хозяйстве не принято говорить: нами истрачена такая-то сумма на выпуск товара и оказание услуг. Только сфера капитального и жилищного строительства пишет в отчётах: нами освоено столько-то миллионов рублей… В данной отрасли все приставки синонимичны – освоено, усвоено, присвоено. Смирись, гордый человек!

Бегло очертим «подлецкую механику дела», как выразился некогда в своём письме из Калуги Глеб Иванович Успенский. Первая отчётно-выборная конференция объединённого постройкома выслушала доклад председателя и его обсуждение по накатанной схеме: у рабочих и бригадиров серьёзных претензий к профкому нет, добрые дела на виду, хотелось бы лучше, а, в общем, оценка удовлетворительная. Нашёлся, как обычно, яростный краснобай из снабженцев, но «конструктивную критику» взяли на себя начальники СМУ, УНР и некоторых прочих структур, иные, кстати, и не делегаты конференции. Мишень персональная – Саловский. Он редкий гость на объектах, плохо контактирует с руководителями строек на местах, не следит за техникой безопасности… Голосуется список нового состава профкома, избранные комитетчики собираются на другой день, председатель остаётся прежний, и секретарь партбюро Волкович бодро напутствует: за работу, товарищи!

И тут повеяло местечковым духом холодной войны. В управленческих курилках заговорили о начальственном недовольстве и даже негодовании: профсоюзная конференция в тресте № 76 оказалась неправомочной. В чём дело? Грубо нарушила профустав жилищно-коммунальная контора, где вместо 30 членов профсоюза за своего делегата проголосовали 32 человека, перебор вопреки кворуму!

Партийную иерархию часто охватывало феноменальное коллективное тупоумие. Наваждение, спускаемое сверху. Пустяк, по выражению Щедрина, был поднят до степени переполоха. Какой-то человек-невидимка, обернувшийся у парторга Волковича инструктором горкома КПСС Борисом Колчиным, спросил с выпученными от страха «шарами»: как такое ЧП могло случиться!? Всполошился обком строительного профсоюза, даже из обкома партии прискакал инструктор Самбуров: «Что тут у вас происходит?» Собирается экстренное заседание партийного бюро. Волкович пожимает плечами, Жданов тихо торжествует, Саловский про себя надеется – заберут, наконец, от него неблагодарный портфель… Так и есть! Избранного больше не рекомендуют избирать.

 Через день заседает бюро горкома партии. Спектакль ведёт первый секретарь Валентин Павлов, клеймя позором нарушителей профсоюзной демократии в лицах собранных в его кабинете руководителей треста. Саловскому – выговор без занесения в учётную карточку, Волковичу поставлено на вид, Жданов отделывается строгим отцовским внушением. Забегая вперёд, отметим: разыгран был чистый фарс, не оставивший никаких следов в документах.

Опять скликают в Калугу делегатов конференции. Уже не до кворумов в каких-то там конторах или СМУ. Со сцены - Волкович: «Будем открывать прения?» Крики: «Нет! Нет!» «Выставляйте кандидатуры в постройком».

- Саловского!

Смущение в президиуме. Слово – Евгению Дмитриевичу:

- Благодарю за доверие, но я увольняюсь из треста.

Вздох облегчения за красным столом на сцене.

 

ПЕРСОНА НОН БЛАТА

Вздохнул облегчённо и он. Хотя в глубине души понадеялся, что должны же его вернуть в «боевой листок», на прежнее место, как этого требовал порядок после отбытия выборного срока. Но слово не воробей: предстояло собирать подписи в обходном «бегунке», и при этих встречах никто из подписывавших листок убытия словом сожаления не обмолвился. Только одно значительное лицо из обкома строительного профсоюза, положив руку на плечо Саловского, посочувствовало: «Какого организатора теряем!»

Никаких запасных аэродромов Евгений Дмитриевич никогда себе не готовил, и партия на этот раз никуда не назначала. Человеку надо, чтобы у него звонил телефон, но ни во время передачи дел новому председателю профкома, ни в течение последовавшей паре праздных дней никто не вызывал его к аппарату. Никаких повесточных приглашений на пленумы и совещания, ни один из друзей-коллег не просит сочинить проект резолюции к завтрашнему собранию. И при этом не слышно, чтобы экс-председателя одной из крупных профорганизаций области исключили из членского состава Центрального райкома и Калужского горкома КПСС. Ничего не оставалось Магомету, как самому пойти к горе. Второй секретарь горкома Эммануил Данилов произнёс что-то похожее на сочувствие и послал к заведующему промышленно-транспортным отделом Николаю Влайкову.

- Что-нибудь придумаем, - сказал Влайков и, преодолев неловкость, посоветовал походить по заводам, поискать что-нибудь подходящее…

Подходящее предложил сосед по квартире супругов Саловских – Вася с «турбинки». – Пойдём к нам, Дмитрич. Ты же кончал ремеслуху на токаря, вспомнишь станок, подучишься работать на ЧПУ.

Предложение совпадало с желанием потомственного рабочего вернуться к юношеской профессии. В заводском цехе сразу обратила внимание атмосфера, не похожая на канцелярскую – светло, просторно, народ доброжелательный, охотно рассказывает и показывает по технике безопасности..Начальник цеха:

- Давай, браток! Будем оформляться.

Процедура не сложная – заявление, беседа в отделе кадров, вручение бланков на прохождение инструктажа, сам инструктаж в два-три дня, всё в порядке – завтра на работу.

Шаг через проходную – весть, как подзатыльник: приём отпадает, что-то и где-то не сработало, и КГБ к тому вовсе не причастен.

Встречается председатель завкома профсоюза пирометрического завода, ныне «Калугаприбор». Добрый знакомец, недавний коллега рад:

- Слушай, мы собираемся выпускать многотиражку, а пока поступай в цех, дело найдётся.       И секретарь парткома, из военных моряков, тоже знакомый встречает вопросом: куда б ты хотел определиться?

- Поставь меня учеником на сборку, - твёрдо решает Саловский, - а там будет видно.

- По рукам!

Через день – новая проходная, кабинет секретаря, бывший моряк мнётся: знаешь, не получается…

- Что не получается, Геннадий Иванович? – этот вопрос уже обращён к директору предприятия Г.И.Уланову.

- Видишь ли, Евгений Дмитриевич, сейчас декабрь, новое штатное расписание ожидаем к весне. Наведайся к марту месяцу.

Выходя на улицу, несостоявшийся пролетарий обернулся и прочёл за стеклом вестибюля крупно набранный текст: предприятию требуются слесари-сборщики, токари-шлифовщики, фрезеровщики, штамповщики, а также станочники для обучения работе на станках с числовым программным управлением.

Так и осталось неясным, почему в ожидании нового штатного расписания, не прочёл старого объявления будущий первый секретарь областного комитета Коммунистической партии.

А товарищ Влайков из городского комитета этой партии, хорошенько подумав, отыскал, наконец, работёнку опальному члену КПСС. Не пыльную и не денежную: бригадир по сколачиванию ящиков в тарном цехе ликёро-водочного завода. Говорят, там же подрабатывают и на сколачивании гробов.

Досрочно сыграть в этот ящик при самых благоприятных для этого условиях тарного цеха Саловскому почему-то не захотелось. А месяц безработицы истекал с последствиями, чреватыми перерывом трудового стажа. Но, видимо, Божья матерь, в день Покрова которой Евгений Дмитриевич родился, помогла ему обрести работу по душе и на многие годы. Преимущество её состояло в относительной независимости от калужских партийных пигмеев и монстров. Более десяти лет Саловский прослужил образцовым хозяйственником, а затем научным сотрудником Всесоюзного научно-исследовательского и экспериментального института тары и упаковки в Калуге.

Не угасла у ветерана войны и труда потребность участвовать в общественной деятельности. Она позвала его в областной комитет народного контроля. Организация эта была бутафорская, «авангард народа» контролировал сам себя, но она до известной меры позволяла соприкоснуться с разливанным морем мелкого и среднего воровства и жульничества.

Противостоять этой стихии невозможно, но если её высмеивать, то жить можно.

 

Константин АФАНАСЬЕВ