ЦАРСКИЕ НАЗНАЧЕНЦЫ
Граждане,
какое столетие у нас на дворе? С памятью моей, вроде бы, ничего не стало. А вот
со зрением…Вслушиваюсь в загадочную «ноосферу» по
радио, всматриваюсь в телевизор-умоотвод – что за
наваждение! Из середины римской цифры ХIХ
палка перескочила вперёд и стала обозначать ХХI. Что за прыжок в истории
России? Кто кинул ей палку? И как много смыслов имеет это первобытное орудие о
двух концах! К примеру, в середине ХIХ у нас
царствовал Николай Палкин. Каким же концом его время
ударило по началу ХХI столетия?
Николай I
пытался добросовестно вникнуть во все происходившее в государстве. Более того,
считал это обязанностью самодержца. Первое, что сделал император, взойдя на
престол, - поставил не только себя, но сановную бюрократию и губернаторов выше
оценок общественного мнения и печати. И считал себя умнее всех потому, что о
состоянии государственных дел он осведомлен лучше чаадаевых,
пушкиных и гоголей. Что из этого выходило,
свидетельствует историк С.М. Соловьёв:
- Стремление
получать как можно больше, делая как можно меньше, стремление делать всё
кое-как, на шерамыгу, - все эти стремления начали
усваиваться, поощряемые развращающим правительством. Таким образом,
правительство испортило целое поколение, сделало из него не покорных слуг, но вздорную
толпу ленивцев, не способных к зиждительной деятельности и, следовательно,
способных к деятельности отрицательной, как самой лёгкой… Мальчик, повинуясь
внешним образом, привыкал презирать и смеяться над начальниками своими, в
которых не мог не видеть людей, совершенно не способных быть начальниками.
В сороковых
годах ХIХ в. Россией
начинают править не только министры и министерства, но и канцелярии, и
столоначальники. Многие палаты и конторы приобрели характер разбойничьих
притонов. Свидетельствует историк А. А. Кизеветтер:
- Все дела
при Николае I представляли собой привычную пьесу в трёх
действиях. Действие первое: появление обширной записки, намечающей ряд мер для
того, чтобы сдвинуть вопрос с мёртвой точки. Действие второе: полное одобрение
этих мер, соединённое с признанием несвоевременности их исполнения. Действие
третье: закрытие комитета на том основании, что спокойнее всего оставить
по-прежнему.
Наконец, в
момент проведения крестьянской реформы царский министр Н.А. Милютин
свидетельствует о состоянии губернаторского корпуса, призванного содействовать
на местах усилиям Александра Второго:
- Можно утвердительно и по строгой совести сказать, что в числе 45
губернаторов, за исключением сибирских и кавказских, 24 должны быть смещены без
малейшего замедления, из них 12 – как всем известные мошенники, а 12 – по
сомнительной честности, из остальных 21 – десять могли бы быть терпимы по
необходимости, 9 – довольно хороши, и только двое могут быть названы
«образцовыми» – самарский Грот и калужский Арцимович.
Исключение,
как всегда, подтверждало правило: назначаемые царём губернаторы, если казались
при дворе порядочными людьми, то, получив в свои руки крупную провинциальную
вотчину, превращали её в сатрапию и сами становились сатрапами. На должность
своих заместителей назначали лиц более бездарных, чем они сами, а те, в свою
очередь, отдавали предпочтение ещё более бездарным. Уровень губернаторских
клевретов со временем мог бы вызвать лишь смех и ужас, если бы в чиновнические
карьеры не вмешивались иногда внешние, субъективные обстоятельства.
Заглянем же
в зеркало позапрошлого века.
ОПИСЬ
губернским начальникам, в
разное время в город Калугу
от высшего начальства поставленным
(1799 – 1856)
1. Лопухин Дмитрий Ардалионович.
Указаний на даты рождения и смерти не имеет. Не найдена в архивах и физиономия;
похоже, Лопухин был также бестелесен, как его современник - поручик Киже. Между тем, тайный советник Лопухин действительно существовал и вёл
свой род от легендарного Редеди, зарезанного храбрым
Мстиславом «пред полкы касожьскими»
(чит. «Слово о полку
Игореве»). Фамилия пошла от Василия Лопуха, жившего на рубеже ХIV - ХV веков.
Желая
навести порядок в империи и укрепить властную
вертикаль, в декабре
Дмитрий Ардалионович застал Калугу в стадии строительства, начатого
ещё при наместничестве, т.е. четверть века назад. На фоне сооружения Гостиных
рядов и Троицкого собора губернатор принялся приумножать и крепить личное
помещичье хозяйство, действуя при этом весьма изобретательно и коварно. Для
почина взял у владельца Полотняного Завода Ивана Гончарова взаймы под вексель
20 тысяч рублей серебром. Затем последовал примитивный шантаж: губернатор
«накрыл» в доме братьев Гончаровых якобы незаконный карточный стол, пригрозил
им ссылкой в Сибирь, заставив тем самым Ивана Николаевича уничтожить вексель.
Сверх того, Ардальоныч забрал у Гончарова ещё три
тысячи без отдачи.
Предваряя
грядущие, т.е. нынешние времена, помещик Хитрово заказал убийство своего брата,
исполнителя поймали, но награбленные им 75 тысяч рублей в ломбардных билетах
так прельстили калужского губернатора, что он занял их у киллера
«взяткообразно» и велел замять мокрое дело. У
помещицы Хвостовой начальник губернии оттягал имение в пользу калужского
городничего Батурина. На досуге после разнообразных должностных преступлений
Дмитрий Ардалионович любил нестандартно «оттянуться»
во вверенном ему городе Калуге после вечерних возлияний.
Тёплая компания собутыльников шагала по тёмным улицам и одобрительными криками
приветствовала звон оконных стёкол, разбиваемых меткой рукой г-на губернатора.
Когда однажды кусок булыжника угодил в окно особняка заводчика Демидова,
знаменитый владелец железоделательных предприятий в Дугне
и Людинове отправил жалобу в Петербург на высочайшее
имя. Это был далеко не первый, чаще всего, анонимный вопль из Калуги, и
«шалости» Лопухина заинтересовали уже нового самодержца - Александра 1. Он
предписал тайно расследовать дело действительному тайному советнику Гавриле
Романовичу Державину – выдающемуся стихотворцу по совместительству.
Державинское искусное внедрение в калужское разбойничье гнездо много раз
пересказано краеведами; нет нужды его повторять. Напомним лишь, что
губернаторство Д.А. Лопухина закончилось в августе 1802 года. Чем же? Сравним
предание с действительностью.
Третий по
счёту градоначальник города Глупова Иван Матвеевич
Великанов «в 1740 году, в царствование кроткия Елисавет, быв уличён в любовной связи с Авдотьей
Лопухиной, бит кнутом и, по урезании
языка, сослан в заточение в Чердынский острог».
Первый по счёту в ХIХ веке калужский губернатор, быв
уличён в злодействах, похлеще адюльтера, отделался
двумя лёгкими испугами.
Да чуть ли
самого ревизора не отправил в острог.
2. Львов Андрей Лаврентьевич. Отсутствие
указаний на годы его рождения и кончины, а также неясность, из какой ветви
бесчисленного княжеского рода Львовых происходил сей государственный муж, - всё
это подогревает детское любопытство: а для чего нужны губернаторы? Тут же возникает
«взрослый» вопрос: а зачем губернаторы-варяги? Правда, определённую ясность
вносит «История одного города». Головотяпы искали себе
князя, потому как родная земля обильна, да порядка в ней нет. Вот и накликали
на свою голову пришлых начальников, сменявшихся в городе Глупове 22 раза пока не наступил полный коллапс.
По-видимому, губернатор-назначенец и нужен для предотвращения грозящей
катастрофы. Он знает, как с ней бороться, в отличие от губернатора, избираемого
самими головотяпами.
Андрея
Лаврентьевича царь Александр Благословенный бросил в Калугу из Тамбова, где
будущий тайный советник Львов княжил до 1802 года. У нас отбыл полных восемь
лет, до
3. Каверин Павел Никитич. После даты его рождения
в 1763 году ничего не известно про детство, отрочество и юность потомственного
дворянина. И даже неясно, где и чему учился будущий действительный тайный
советник и сенатор Каверин. Однако, по лёгкому, весёлому его нраву, можно было
предполагать: учился комическому театральному искусству. Отчасти подтверждал
догадку известный литератор Пётр Андреевич Вяземский, который называл своего
приятеля Павлушу Каверина «русским краснобаем в полном и лучшем значении этого
слова». Одновременно, как заметил тогдашний историк Шепетов-Самгин,
Павел Никитич слыл хитрым и лукавым карточным игроком. Но это уже выяснилось
после того, как он, бывший московский обер-полицмейстер, в декабре 1810 года
был назначен калужским губернатором и 22 февраля
С появлением
здесь весёлого и находчивого начальника губернии, горожане ещё энергичнее
ударились в танцы, игры и развлечения. Особенно яростно гремела бальная музыка
в зале благородного собрания зимой 1812 года. Широкой масленицей купечество
хвастало друг перед другом разнаряженными супругами в
расписных санках, запряжённых парами и тройками рысаков.
Вот уже 192-я
осень отмечена торжествами по случаю изгнания армии наполеона из России.
По-видимому, даже нынешние дети, которым «по барабану» всё, что случилось до их
рождения, усвоили поневоле кое-какие знания о событиях ещё той Отечественной
войны. А юные калужане ездят на красочные игрища под Москвой и Малоярославцем. Опустим поэтому военные доблести
гражданского губернатора Каверина, за исключением одного малоизвестного боевого
намерения. Накануне вступления неприятеля в Москву её градоначальник, граф Ростопчин рекомендовал бывшему своему полицмейстеру Павлу
Никитичу предать Калугу огню в случае непосредственной близости от нея неприятеля. Горожане каким-то образом пронюхали об этой
столь необходимой для обороны каверзе. Так, в критические дни баталий при Малоярославце, население губернского центра эвакуировалось
на правобережье реки, более суток варило там на
кострах пищу, но, к сожалению, вторая историческая песня «Шумел, горел пожар
калужский, дым расстилался по Оке» так и не прозвучала в юбилейных концертах.
Губернаторство
Павла Никитича в Калуге и Смоленске закончилось в Касьянов день – 29 февраля 1816 года.
4. Омельяненко Никита
Кузьмич. Из дворян Полтавской губернии. Вероятно, дух победоносной битвы со
шведами вдохновил Кузьмича на службу в военных канцеляриях генералов Багратиона
и Барклая де Толли до того, как был назначен в 1816 году калужским гражданским губернатором.
По этому поводу злоязычная Александра Осиповна Смирнова-Россет
заметила: «На службе у Барклая накрал себе богатое состояние». Сведения о губернаторстве
Никиты Омельяненко скудны и отрывочны, хотя он
продолжительное время занимал губернаторский дом – до 1825 года, после чего
семь лет был губернским предводителем дворянства (1836 – 1842). Крупнейшим событием
этого периода явилось досрочное окончание 40-летнего долгостроя – открытие
Гостиных рядов (1822). Первоначально проектировались между корпусами арки –
«зонты с кружалами», как называл их Никита Кузьмич, но из этого ничего не вышло
и до сих пор не выходит. А ещё губернатор открыл в богоспасаемой Калуге
отделение Библейского общества и стал его вице-президентом.
Но самым
памятным событием был приезд, точнее, проезд царских особ – императора
Александра I и великого князя Михаила Павловича 5 ноября 1817
года. Крутой спуск на Воробьёвке размок от
непрерывных дождей, и губернатор целую неделю следил за тем, как тысяча мужиков укрепляли дорогу к Оке хворостом,
перемешанным с песком и щебнем. Увиденная царём работа привела его в дурное
расположение духа. Экипажи пришлось спускать на руках.
- Дорога очень
дурна, - сказал император сердито.
- Ваше
величество, - оправдывался Никита Кузьмич, - восемь тысяч человек работали
целую неделю.
- Пятьдесят
тысяч нужно, милостивый государь, когда едет ваш император, - изволил
произнести его императорское величество.
Калужский
поэт Иван Блажевич посвятил оду на визит великого князя Михаила, не дерзнув
замахнуться пером на царя.
Красуйся, град
благословенный,
В восторге светлом
торжествуй!
Се день настал нам
вожделенный,
Возвеселись
и ликовствуй!
В четвертьвековое царствование Александра – победителя
Наполеона – даже такие светильники разума, как поэты Державин и Жуковский,
историк Карамзин нигде в своих сочинениях не употребили понятие «коррупция»,
хотя знали это латинское слово. Между тем, в центральной России свирепствовала
помещичье-крепостническая солидарность. Общие собрания помещиков во время
губернских дворянских съездов удивительным образом напоминали будущие партийные
конференции, пленумы и расширенные совещания глав муниципальных образований.
Особенно в кулуарном исполнении, когда многие вопросы решаются по-родственному.
Губернатор
Омельченко, перемышльский помещик и одно время
уездный дворянский предводитель владел крупным имением Никольское,
где и погребён в церковном приделе. Никита Кузьмич крепко стоял на страже
интересов своего класса и круто расправлялся с крепостными мужиками. Из доноса
в Санкт-Петербург:
«… господин
губернатор, взяв оного крестьянина Васильева, заклепал в оковы, и обрил ему
голову и бороду, и посадил в городовой
калужский замок. А потом ещё было посажено восемь человек, из коих были биты
палками, коих от жестокости побоев умре трое, а двое
волею Божию помре, а остальные ещё трое и по сие время находятся и
ожидают почти таковой же участи».
Занятие,
вроде бы, не губернаторское, только чем ему заниматься в условиях окружения
людьми одинакового образа мышления и действий?
5 – 7. Оболенский Александр Петрович (годы
калужского губернаторства 1825 – 1831). Бибиков Илларион Михайлович (1831 – 1837). Жуковский Николай Васильевич (1837 –
1843). Все трое - представители просвещённой аристократитии, герои 1812 – 14 годов. В преступном
заговоре декабристов не замешаны, но с Пушкиным – на
дружеской ноге. Непременные члены «клобов», гости
масонских лож, участники заграничных, петербургских, калужских балов и
маскарадов. В первой половине ХIХ столетия калужские
промышленное и торговое сословия процветали. Замечено: чем лучше складывается
экономическая конъюнктура (хлебный экспорт в прошлом и
нефтяной в настоящем), тем легче живётся губернаторам, независимым от рынка, но
зависимым от царей.
8. Смирнов Николай Михайлович. Калужский
губернатор в 1845 – 1851 годах. Окончив Московский университет, продолжительное
время служил в министерстве иностранных дел и при русском посольстве во
Флоренции. По возвращении в Россию в
Что представляла
собой эта красивая и умная дама, хорошо известно калужской читающей публике.
Как знакомо и то, что представляла собой местное образованное общество во время
губернаторства Н.М. Смирнова.
Нынче нам
любопытно другое. 22 мая 1847 года Александра Осиповна
пишет Н.В. Гоголю: «У нас всё идёт своим порядком, т.е. вице-губернатор
поссорился с губернатором. Видно, для управления Россией это
нужно, потому что в Орле та же штука, в Нижнем тоже, и во многих других городах
подобное - прокурор пишет доносы. Словом, губерния своё дело делает». О
том же – в письме из Петербурга от 20 октября 1848: «мне нужно в Калугу; бедный
Николай Михайлович совсем пал духом – на него так и сыплют из департаментов
всякую дрянь и дрязг…»
В конце
Фигура
Смирнова двоится в глазах его современников и потомства. Славянофил Иван
Аксаков, знавший Николая Михайловича по Калуге, называл его человеком
благородного характера. Герцен и Огарёв в лондонском «Колоколе» называли речи
петербургского градоначальника «образцом бюрократического пустословия»,
обвиняли его в расправе над крестьянами Ямбургского
уезда Витебской вотчины, в покровительстве ворам-чиновникам и в спекуляции аукционными картинами. Аксаков склонял чашу весов в
пользу «его добрых служебных действий».
САГА
О ПЕТРЕ-ГУБЕРНАТОРЕ
Он явился в
Калугу, чтобы дать ей хорошую взбучку. Физиономия
губернского города того времени была заспанной. Разлепив глаза, калужане
увидели перед собой крупную фигуру смуглого, пучеглазого, бритого мужчины в
расшитом галунами мундире при шпаге. Обосновавшись в губернаторском доме, Пётр
Алексеевич вставал вместе с петухами. В шесть утра был на ногах и начинал приём
чиновников. Застигнув в губернском правлении бездельничающих советников и столоначальников
перед ворохами запутанных бумаг, губернатор огрел
палкой по спине пожилого секретаря, присовокупив при этом:
- Ты куда
смотришь, седая выхухоль, твою мать? Приказываю всем начинать присутствие в
восемь утра. Заниматься до двух. В четыре – сызнова
сидеть до полуночи, покуда не исправите дел!
И повелел
приставить к дверям палаты двух солдат с ружьями. Дабы никто не шлялся без нужды, а по нужде – токмо в сопровождении штыка.
По городу
Пётр Алексеевич тоже ходил с увесистой палкой и частенько пускал оную в дело. Городскому голове Новикову приказал остричь «мочалку», а не
то – «смотри у меня, козлиная борода!»
Обычай есть
в людях - царю подражати. Частный пристав Климов
старательно копировал Петра Алексеевича. Стоя во весь рост в экипаже, пролетал
по улицам, держа дремотствующих обывателей в страхе божием. Возле бакалейной лавки купца второй гильдии
Блистанова колёса скользили по конскому навозу, перемешанному со снегом.
- Эй,
борода, выходи, твою мать! – кричит пристав. – Чтобы к завтрему
очистил дорогу, слышишь?
- Эва, -
зевает хозяин и крестит рот, когда коляска скрывается за углом. – Полая вода
придёт, сама смоет…
На другое
утро Климов является с пожарной командой.
- А ну,
ребята, растворяй ему ставни, кидай говно
в магазин!
Закипела
работа лопатами – смесь летит на ящики с пряниками и конфетами…
Блистанов с
воплями – к губернатору:
- Климов
бесчинствует, приструните его, ваше превосходительство! Пущай возместит убытки.
Пётр
Алексеевич:
- Позвать
сюда пристава!
И Ему – в
присутствии купца:
- Молодец!
Действуй так впредь с ними, мерзавцами!
Происходили
сии и подобные таковым сюжеты в 1854 – 56 годах, когда калужский губернатор П.
А. Булгаков старался во всём подражать своему царственному кумиру и тёзке.
*
* *
Бюрократическое
государственное устройство имеет двух великих его исследователей – англичанина
Паркинсона и россиянина Салтыкова-Щедрина. Один из объективных законов,
открытый нашим земляком, широко известен и гласит: «Свирепость российских
законов компенсируется необязательностью их исполнения». И второй: «В России по
обстоятельствам и закону перемена бывает». (В том числе, ныне действующему
Основному закону).
Помимо
законов писаных, продолжают действовать негласные установления, исправляющие и
дополняющие писаное законодательство. В рассказанных выше эпизодах также
прослеживается общее правило: губернатор-назначенец не может функционировать
без противостояния с туземцами. Враждебный абориген ему необходим на службе,
как душ после гимнастики. Иначе, и служба не в службу, и досуг не в досуг. Так
было на протяжении двух веков без последнего десятилетия в двадцатом, начиная с
тайного советника Лопухина и кончая явным претендентом на кресло первого
секретаря обкома партии москвичом Олейниковымя перед
кончиной КПСС.
Так будет и
с возрождаемым ныне развитием бюрократизма в России.
Константин
АФАНАСЬЕВ